— Ей хорошо, — злобствовал Пепко, — водки она не пьет, пива тоже… Этак и я прожил бы отлично. Да… Наконец, женский организм гораздо скромнее относительно питания. И это дьявольское терпение: сидит по целым неделям, как кикимора. Никаких общественных чувств, а еще Аристотель сказал, что человек —
общественное животное. Одним словом, женский вопрос… Кстати, почему нет мужского вопроса? Если равноправность, так должен быть и мужской вопрос…
Неточные совпадения
Они — не жертвы
общественного темперамента, как те несчастные создания, которые, за кусок хлеба, за одежду, за обувь и кров, служат
животному голоду. Нет: там жрицы сильных, хотя искусственных страстей, тонкие актрисы, играют в любовь и жизнь, как игрок в карты.
Наружные признаки и явления финансового мира служат для него так, как зубы
животных служили для Кювье, лестницей, по которой он спускается в тайники
общественной жизни: он по ним изучает силы, влекущие больное тело к разложению.
В столичных центрах городская жизнь кипит ключом, разница
общественного положения сглаживается, по крайней мере, в проявлениях чисто
общественной жизни, а в провинции таких нивелирующих обстоятельств не полагается, и перегородки между
общественными группами почти непроницаемы, что особенно чувствуется женщинами, живущими слишком замкнутой жизнью, подобно тому как размещаются в музеях и зверинцах
животные разных классов и порядков.
Различие христианского учения от прежних — то, что прежнее учение
общественное говорило: живи противно твоей природе (подразумевая одну
животную природу), подчиняй ее внешнему закону семьи, общества, государства; христианство говорит: живи сообразно твоей природе (подразумевая божественную природу), не подчиняя ее ничему, — ни своей, ни чужой
животной природе, и ты достигнешь того самого, к чему ты стремишься, подчиняя внешним законам свою внешнюю природу.
Нам, пережившим тысячелетия назад уже переход от жизнепонимания
животного, личного, к жизнепониманию
общественному, кажется, что тот переход был необходим и естествен, а этот — тот, который мы переживаем теперь эти последние 1800 лет, — и произволен, и неестествен, и страшен. Но это нам кажется только, потому что тот переход уже совершен и деятельность его уже перешла в бессознательную; теперешний переход еще не окончен, и мы сознательно должны совершить его.
Три жизнепонимания эти следующие: первое — личное, или
животное, второе —
общественное, или языческое, и третье — всемирное, или божеское.
«Человек любит себя (свою
животную жизнь), любит семью, любит даже отечество. Отчего же бы ему не полюбить и человечество? Так бы это хорошо было. Кстати же это самое проповедует и христианство». Так думают проповедники позитивного, коммунистического, социалистического братства. Действительно это бы было очень хорошо, но никак этого не может быть, потому что любовь, основанная на личном и
общественном жизнепонимании, дальше любви к государству идти не может.
Вся история древних народов, продолжавшаяся тысячелетия и заканчивающаяся историей Рима, есть история замены
животного, личного жизнепонимания
общественным и государственным.
Вся жизнь историческая человечества есть не что иное, как постепенный переход от жизнепонимания личного,
животного к жизнепониманию
общественному и от жизнепонимания
общественного к жизнепониманию божескому.
Человек —
животное общественное, а в Заманиловке он обязывается временно одичать; человек —
животное плотоядное, а в Заманиловке он обязывается сделаться отчасти млекопитающим, отчасти травоядным. Наконец, Заманиловка заставляет его нуждаться в услугах множества лиц, что в высшей степени неприятно щекочет совесть. И к довершению всего, перед глазами — пустое пространство.
Солнечным лучом, что ременным бичом, гонит его светоносный Ярило из темного бора на светлую поляну ради людского моляну [
Общественное моленье (языческое), принесение в жертву
животного, съедаемого молельщиками.
Для того же, чтобы не делать этого, надо, чтобы изменился взгляд на плотскую любовь, чтобы мужчины и женщины воспитывались бы в семьях и
общественным мнением так, чтобы они и до и после женитьбы не смотрели на влюбление и связанную с ним плотскую любовь как на поэтическое и возвышенное состояние, как на это смотрят теперь, а как на унизительное для человека
животное состояние, и чтобы нарушение обещания верности, даваемого в браке, казнилось бы
общественным мнением по крайней мере так же, как казнятся им нарушения денежных обязательств и торговые обманы, а не воспевалось бы, как это делается теперь, в романах, стихах, песнях, операх и т. д.